Мак-Орлан Пьер - На Борту 'утренней Звезды'
Пьер Мак-Орлан
НА БОРТУ "УТРЕННЕЙ ЗВЕЗДЫ"
Историко-приключенческая повесть
Искусству рассказывать воспоминания научил меня Мак-Гроу, лекарь с
"Утренней Звезды". Теперь этот человек уже повешен на Набережной Казней в
Лондоне, и я хотел бы почтить его память во имя светлой нашей дружбы.
Мак-Гроу говорил: "Ищи в себе самом оправдания твоих поступков и
искупления грехов твоих".
Написать откровенно все, что думаешь о своей жизни, это уже значит
оправдать себя. Рассказывая о своих приключениях, закрепляя их на бумаге,
я, как мне кажется, освобождаюсь от всего, что меня угнетало. Мои ошибки,
мои преступления, а также преступления моих бедных друзей - корсаров -
собраны в этой маленькой книжке, как в шкатулке, ключ от которой дан
каждому.
Прошлое не принадлежит нам. Поставив последнюю точку на последней
странице этой рукописи, я почувствовал, что я был когда-то совсем другим
человеком и что я в праве сожалеть о прошлом, над которым я больше не имею
власти.
Перечитывая историю своей жизни, я не могу не позавидовать этому
великолепному существованию, которое принадлежит уже не мне, а герою этой
книги.
Поэтому я снова пущусь в плавание, я начну новую жизнь, богатую
приключениями и похожую на первую. Затем я сброшу мою старую шкуру на
страницы новой книги, как змея сбрасывает свою кожу на гладкие камни рва.
И еще говорил Мак-Гроу: "Жизнь человека, идущего прямым путем, сколько
бы раз она ни возобновлялась, хотя бы в десяти различных мирах, всегда
будет похожа на первую. Идти прямо можно только одним путем".
Мы шли прямым путем через море, и если парус мешал нам видеть перед
собой, мы ножами разрезали парус, ибо мы никогда не сворачивали с
намеченной дороги - ни вправо, ни влево.
Поэтому-то лучшие из нашей компании были убиты, иные повешены;
поэтому-то я, старик, живу в портовом европейском городе, с зеленым
попугаем, который надо мной издевается, и с девкой из Ковент-Гардена,
которая не перестает меня изводить. Я буду любить птицу до тех пор, пока не
убью девку. Я буду любить Нанси, пока не задушу моего зеленого попугая.
I
В детстве мне пришлось ютиться в каменоломнях, расположенных около
маленькой деревушки на побережьи. Как называлась эта деревушка, я уже не
помню. У меня не было ни отца, ни матери; я жил в обществе нескольких
развратных стариков и кормился случайными подачками, что нередко заставляло
меня быть гнусным подлизой.
Старики-незнакомцы собирались в заброшенной каменоломне и там пожирали
свою добычу. Они расцарапывали свои язвы, толковали о своих болезнях и
штопали свои лохмотья. Я не помню имени хоть одного из членов этого
общества. В один прекрасный день один из стариков попал в капкан для
волков, и я убежден, что мы его съели. Правда, я не мог бы этого доказать.
За исключением этого покойника, мы, кажется, не кушали человечины, но опять
я не имею бесспорных доказательств этого. Мы съедали все, что попадалось
под руку, - полевых мышей, крыс, ящериц, лягушек и всяких насекомых.
Старики проявляли исключительное проворство в этой охоте, их руки ни в чем
не уступали стрелам арбалета. Они поджаривали ящериц на медленном огне, и
некоторые сравнивали это блюдо с другими кушаньями, о которых я не имел и
понятия.
Мы ели также и коренья, выкапывая их из земли при помощи ножа. Иногда
- зачерствевший хлеб, размоченный в кипятке, иногда - вареную ворону, с
которой предварительно сдиралась кожа, слишком горькая на вкус.
В двенадцать лет я питался такими вещами, которых люди никогда не
пробов
